Уже столько лет прошло, а я до сих пор с нежным трепетом впоминаю. Сегодня веревка сильнее затянулась вокруг шеи. Просто нашла ее и поняла, что это совсем другой мир, другие мысли, она совсем другая. А я все же скучаю. Наше детство было очень ярким. Больше бы решительности. Было бы еще лучше, но как-то не сложилось. Знаю, что глупо вот так тянуть за собой этот ворох кишок. Пора бы уже жить настоящим, а не дрочить на прошлое. Просто легче жить в своем мире, нежели нырять в глубины канализации. Теперь даже отпечатки на стекле интересуют больше.
В последнее время мне нравится думать. Просто думать. О чем-то другом и далеком. Не об учебе, не о том, какая я ленивая, не о жизни. Просто втыкать и думать. Очень увлекательное занятие. Отбирает много минут моей жизни. Я теперь даже не сплю, а думаю. Ни о чем. Думаю и все. Лезет в голову разная бредятина. Но очень и очень интересная. Что с этим делать?..
Пиздец. Просто пиздец. Ненавижу. Ебать как я ненавижу! Именно в этот момент я в ярости. Ну как так можно?! КАК?! Связаны руки, поэтому не могу высказаться полностью. Но это пиздец.
Меня окружают подлые люди, которым нельзя доверять. Опять в этом убеждаюсь. Никому нельзя ничего говорить, в то же время нельзя скрывать от кого-то что-либо. Надеюсь, следующего раза не будет. Не хочу я больше трепать себе нервы.
Жуешь свою подгорелую гречку И понимаешь, что жизнь - такое же дерьмо, Которое плавает в, когда-то чистой, речке, И больше никогда не выбраться из него. И вот это осознание настолько давит на разум, Что невольно задумываешься: "а, может, отмыться?" Отводишь взгляд от лезвий, удавок, таблеток сразу, Потому что это только поможет в землю зарыться, Но никак не вычистить из ушей всю эту грязь, Никак не избавится от песка в глазах, что режет, Никак не поможет содрать клеймо с надписью "мразь", Никак не прекратит в голове тихий скрежет.
Кидаешь в тарелку вилку с зубцами кривыми, От безысходности чашку о стену разбиваешь; И кричишь, надрывно кричишь: "наивный! Какой же дебил! знал же, в этой игре проиграешь!" Но кто услышит этот отчаянный крик? Кому нужны чужие проблемы, если своих хватает? Никто не прибежит на помощь в миг - Все только обрубками жадных рук уши закрывают.
Утираешь слюну, высморкаешь сопли, И дальше садишься жрать подгорелую гречку. Тебе плевать на соседские из-за стены вопли: Ты плывешь в своем дерьме - жизни речке.
У меня есть два кролика. Два пушистых, теплых, вкусных кролика. Когда-то их не будет, но сейчас они есть. Возможно, в будущем они покроются сливками, специями... Но сейчас кролики сидят в клетке и жуют свои наркотики. Один белый с черным, второй - черный с белым. Правда, я хочу полностью черного кролика. Никогда раньше не встречал таких. Черных, с красным отливом. И хочу такого. Но его нигде нет. Жаль. Хочу черного кролика. Маленького, тепленького кролика. Греть руки об его тельце, об его пушистое мясо. Но его нет! Нет! нет! и нет!
Но я знаю, что нужно делать, дабы у меня был черный кролик. Я знаю и боюсь этого. Что если мой новый кролик не будет столь мягким и вкусным? Что если я много идеализирую? Хочу черненького кролика!
Я его сотворю...
Один плюс один = один.
Он капризный и требует много внимания. Но это идеал. Идеал, который мне удалось получить. Никому не достается идеал, а я это смог. Смог вылепить своего черного кролика. Белым по черному.
Вроде и надо что-то написать, дабы потом вспомнить, но не хочется. Гейм овер.
Когда-то учитель литературы говорил, что вся история движется по спирали. Так у меня все по ленте Мебиуса -_-" Прям бесконечные месячные.
И да, соседки нихуя не хорошие: две храпят, а третью я не замечаю даже. На следующий год переселяюсь. Хоть лифт ждать не надо будет. Да и со своим факультетом в комнате гораздо удобнее. 60 интегралов за три часа - чем не гут?..
В одном маленьком городке дунуло сладким ветром. Волосы жителей сразу же пропахли дрожжами. Терпкий аромат. Улыбки не сходили с лиц детей, заставляя так же мило улыбаться их родителей. А те, в свою очередь заражали болезнью хорошего настроения окружающих. Эпидемия умиротворения и какого-то спокойного счастья разлилась по всей округе. Виной «безопасной чумы» была скромная пекарня на углу главной улицы города. Очередь. Все толкаются, нервничают, ждут. Но это не вызывает ни раздражения, ни злобы. Стоят за хлебом. Мягким, душистым, вкусным хлебом. Хлебом, который тает во рту, оставляя сладковатый привкус. Который ласково хрустит при разламывании. Который своим духом насыщает легкие каждого человека. Когда-то никто не обращал внимания на маленькую деревянную дверь пекарни. Но теперь звонок никогда не замолкает. Три булки, два батона, шесть маленьких ватрушек, хлеба, хлеба, хлеба… Когда-то хозяин соблюдал традиционную рецептуру. Но теперь, по просьбам горожан, в тесто добавляются разные вкусности, которые лишь прибавляют количество покупателей. Вкусный, воздушный хлеб… Все чаще клиенты пекарской лавки стали замечать необычные зернышка в своих хлебобулочных изделиях. Тогда посыпалось множество вопросов к пекарю. Что это? Зачем? Оно не опасно?.. Это новые добавки. Они помогают тесту всегда получаться вкусным и правильным. Для здоровья опасно только в том случае, если употреблять часто эту добавку. Тогда зернышка начинают прорастать в организме. Сначала все перепугались. Но надолго ли? Если это вкусно, зачем же бояться того, что произойдет когда-то там… Были, конечно же, такие, что отказались от хлеба данного пекаря, но это меньшинство. Прошло несколько лет. Однажды в город пришел грипп. Многие заболели, другие боялись выйти на улицу. Вскоре туча кашля и озноба прошла. Город проснулся. Только вот что это? Почему столько людей в больницах? У всех что-то с кожей, желудком, мозгом. Овощи. Хотя нет, деревья. Они медленно превращались в растения.
Через неопределенное время я нашел красивый лес, который пах вкусным хлебом.
Писатели, врачи, студенты, официанты, шоферы, менеджеры, бизнесмены и даже младенцы – фактически все подряд представители мужского пола пытаются всунуть свой член или членик в какое-нибудь волнующее их место. И как к этому относиться? Запретить? Осудить? Ну, не поощрять же такой разврат! Полтора дня из жизни лондонской публики показывают, что проблема не так однозначна, как принято считать. Уж чего только в этих делах не бывает! Не успеет мужик толком жениться, пусть даже не на тупой бабенке, а на любимом мужчине, как его тут же тянет залезть в штаны к совершенно постороннему парню! Мальчику еще не дают денег на сигареты, а природа уже заставляет его соблазнить и трахнуть 30-летнего мужика. И что теперь? Лоханувшегося мужика засудить за педофилию или засудить мальчика за… Так, а за что бы такое засудить 14-летнего мальчика? За недетский сексуальный темперамент?
Сколько недовольства в ее глазах. Сколько презрения в этих редких отшлифованных янтарях. А гордость! Столько гордости не имеет даже самый гордый человек на Земле! Потому что он человек – мясо, кости, мозг. Он - «высшее существо», венец эволюции, совершенное творение природы. Но он не кошка.
Мягко и надменно касается пола, изредка царапая полированную поверхность своими лезвиями. Своим мощным орудием убийства. Такого же великого, как и ее сущность. Кто создал сие воплощение грациозности? Неужели эта старая и медленная тетка природа?
Блики солнца падают на роскошную шерсть. Кажется, что она красная. Именно. Не синяя, не серая, а красная. Будто каждый волосок впивается в кожу, окрашиваясь капиллярной жидкостью. И все тело этой безумной силы становится алым.
По всей длине позвоночника поднимается гребень. Вблизи опасность. Она что-то учуяла. Где-то враг. Его запах принес холодный ветер, который сейчас играет с обонянием хищника. Играет с быстрым умом и ловкостью. Миг – и кровавый сгусток скрылся. Даже не видно следов от острых когтей-бритв.
Но стоит пантере войти в теплое укрытие дома, как она превращается в обычную кошку. Нет, не обычную. Кошку с повадками Великой царицы хищников – стервозную и одинокую. Ложится на свое ложе и каждый раз, когда поток воздуха зацепляет ее шелковый балдахин, недовольно рычит на невидимого врага.
Ебать мои впечатления! Защитила эту свою научную. Правда, ожидала лучшего. Даже готовилась. Сраная страна. Ехали какой-то улиткой, болтались. Хорошо, хоть я сама сидела, никем не воняло возле. А то б точно блеванула. Еще и конфет каких-то гадких наелась. Телефон сел, на самой интересной песне. Пришлось петь вместо телефона. Было весело.
Чего-то много думала. Про маленькие елочки, под которыми бегают маленькие люди. Эти люди боятся бегать под большими деревьями, потому что там уже бегают большие люди. Или почему все такие придурки и не ходять на электрику вместо бензина переходить? Какие-то все неправильные.
Как же теперь все отлично сложилось. Теперь не я с жиру бешусь и завидую. Не я теперь пробую обиду спрятать за радостью. О, далеко не я прихожу в упадок от чужих побед. Теперь глубоко пофиг. Ура! Я очень рада, что выросла и начала более объективнее к себе относиться.
Включается свет. Серебряное сияние лампочки освещает кафельную комнату. Правда, кафель от влаги давно не голубой, а серый. От влаги, которая породила жизнь. Грязный кафель, грязная пластмасса мебели. А предназначение комнаты? Гигиена. Грязная-грязная комната для гигиены. Ванная. Искусственные лучики стеклянного солнца освещают пожелтевшую от воды раковину. Где-то в углу висит маленькая паутина, а на ней – такой же маленький паук. Жаль тебя, малыш, ведь тут так мало еды для тебя… Стоит повернуть над раковиной ручку крана, как из него потечет мутная жидкость. Люди пьют ее и считают, что это сладкий нектар из ржавых соцветий труб. А вода течет. Мелкими брызгами рассыпаясь по стене, на которой видны розовые капли смеси крови и зубной пасты. Только сегодня траектория капель немного изменилась. Теперь они как-то по-другому летят, блеск капель другой. Причина внутри. Внутри раковины. Там лежит маленький кусок синего поролона, облепленный выпавшими волосами, пылью, песком. Он теперь грязно-синий, как и вся комната. Все, кроме людей, в ней становится грязным. Да и люди, наверное, от воды грязные. Мочалка впитывает в себя сегодняшние капли и становится еще больше, еще тяжелее. Она становится еще мрачнее. От воды, что ли? От капель, которые дают силу? Раньше она была красивой синей мочалкой. Лежала рядом с розовой, зеленой, желтой и даже не подозревала, что ее ждет. Была она пустой, не жилой еще в этом мире. Только ряд других, таких, как она. Тупая неосведомленная мочалка, что не была подготовленной к жиру, воде, ржавчине, налету. А теперь что? Теперь она побитая, потрепанная… Лежит и впитывает в себя все, что видит, слышит, ощущает. Всю правду, все знания, всю жизнь. И от этого ей распирает живот, вздуваются поролоновые кишки, набухает пустой мозг. От воды, которая умеет быть не только ржавым спасением для людей, но и тяжелой ношей для мочалок.
Трудно, наверное, топиться, когда ты – надувной круг.
Как же трудно. Такое чувство, будто тысячи маленьких жучков ползают под кожей. Щекочут своими крючками на лапках. И каждый раз на новом месте. Сводит с ума эта пытка. Самая жестокая.
Кажется, вода перестала капать, птицы перестали обгаживать памятники, но боль не прекратилась. 48 очагов. 48 миллиардов законов ползают и теребят ткани своими коготками, своими усиками, слепыми глазками ничего не видят. Странно ничего не видеть глазами. Зачем же тогда глаза, если ими ничего не можно увидеть?
Как же нервирует. Хочется взять и бегать, бросаться от стенки к стенке, ползать по полу. Хочется натереться пеплом, выйти на улицу и кричать о том, как эти чертовы очаги задолбали. Надоело нудное горение. Нудный огонь. Горит и не потухает. Горит и болит. Болит, мать ее!
Считать пятнышка так же весело, как и рисовать красивую синюю машину. Вот одно колесико, а вот тут будет второе, а потом прицепим третье, нужно только дождаться мастера. Пусть мастер клеит колесики. А мы просто считаем пятнышка. Весело, да? Считать пятнышка. Весело! Очень-очень весело! Понимаешь, Амеба, весело! И не смотри на меня так жалостно, я знаю… Знаю, поздно уже что-то говорить. Поздно травить тараканов. Ведь мыши уже подохли.
Печаль такая, да? Взрыв эмоций, крик о наболевшем, а теперь безразличие, равнодушие. А вот и нет! Обломись! Все равно болит, все равно жжет, все равно ненавижу эту гадость. Когда же оно подохнет и перестанет терроризировать мою ткань? Когда наступит тот час просветление и свободы? Это все как водоросли, что окутывают утопленного котенка. Слизкие темные водоросли на белой шерстке животного. И пустые глазки еще помнят.
Свобода. Хочу эту старую стерву. Взять бы за волосы да показать всех нуждающихся в ней. Показать, что время – ценно и нужно приходить в срок. Показать, что она тут не королева.
Я все-таки освобожусь от них. Я не герой, я – мразь и …
Лучше всего сидеть в норе и грызть сухую ветку. Ведь трудно бегать по лесу, спотыкаясь о сухие листья, и нюхать каждую яму в поисках еды. А тут есть ветка. Такая же сухая, царапающая лапы, но ее можно грызть.
Однажды лис вылез из своего убежища и отправился на поиски мышки. Серой. Зубастой. С маленькими коготками. Бежать было трудно, ведь пробит левый бок. И руки не хотели мазаться о землю. Лис думал, что это лапы. Но это руки. Неухоженные.
Лучше бежать или ползти? Ползешь, когда в чем-то виновен. Но и бежишь, когда виновен. Только ползешь к проблеме, а бежишь от нее. Разница вроде существенная, но и не совсем. Вот и лис бежал, потом полз, где-то – и то, и другое. Кто же он? С руками, веткой, норой, листвой… Странный лис.
Лучше сидеть на дереве и смотреть на всех вокруг. Можно плюнуть с высоты или крикнуть плохое слово. Все равно ничего за это не будет.
Белка сидит и бросается орешками. Белая-белая белочка бросается тяжелыми орехами. Вроде и правильно делает: нужно в лиса бросать орехами. Но с другой стороны. Нельзя бить тех, чья вина не доказана.
Лучше всего быть мертвым. Можно ползти, бежать, бросать орехами, грызть ветку, сидеть на дереве. И никто больше не сможет тебя в этом упрекнуть.
Дети сегодня скучают. Подлое солнце высушило их последнюю лужу. Лужу, где некогда погибло множество бактерий. Детские игрушки. А вокруг бетон и дохлые мухи. И вот дети скучают. Вокруг нет ничего – бетон. Б-е-т-о-н. Много-много. И дети скучают. Туча сунет на город. Люди оживились, ведь их дети теперь не будут скучать, когда польет дождь. Опять будут лужи, бактерии, маленькие организмы страшных животных. Возьмут малыши лопатки, ведерка, формочки для грязи и будут играть. А домой какой-то Ваня или Федор придет замызганный. Мать будет ругать, мол, какой ты сын у меня неответственный, неряха, не можешь за собой уследить, а потом заболеешь и сгниешь в пепельнице. А Ваня или Федор пошмыгает носом, упрямо глянет на мать и пошлет ее к чертям собачьим! Ведь на улице ЛУЖА! В луже ИГРУШКИ. Новые ботинки теперь не будут такими безупречными.
Иногда дети своими лопатками таскают грязь с чужой лужи в свою. Еще больше игрушек теперь у них. Но отдавать грязь все равно придется, ведь на старом месте будет яма и кто-то из детей может утопиться. Прилечь на воду и наглотаться песочной воды. Своей любимой.
Начинается война. Маленькие воины берут пластмассовые грабельки и цокают резиновыми копытцами-сапогами по живому бетону. Будут мстить. Забирать свое. Какой-то Леша или Рома будет кричать «За нас! За наше!», а солдатики, подняв руки, будут нелепо корчить дикие рожи, запугивая противника. Дети, которых мама выпустила позже из дому, не понимают, что творится. Но все равно гримасничают и тоненьким мерзким голоском шепелявят боевые девизы.
Лопатки все поломаны. Грязь так и не кочевала обратно в родную лужу. Обида. Обида слизко ползает меж легких, мешая свободно дышать. Ведь это наша грязь!
Да похуй как-то, чья где собственность... Главное, повоевали, наигрались на нервах матерей, окружающих.
Сотни маленьких эгоистов ждут дождя. Тогда снова будут игрушки, снова будет нарушение законов, снова будет ощущение псевдо-власти. Война. Поражение. Несправедливость. Но маленьким уродцам плевать: пусть у них мозгов еще нет, зато есть новые лопатки и ведерка. И туча на бетонный город идет…